Цифровое слабоумие: что грозит нашим детям?

Цифровое слабоумие: что грозит нашим детям?

В 2007 году специалисты стали отмечать, что все больше подростков, представителей цифрового поколения, страдают потерей памяти, расстройством внимания, когнитивными нарушениями, подавленностью и депрессией, низким уровнем самоконтроля. Исследование показало, что в мозгу этих пациентов наблюдаются изменения, схожие с теми, что появляются после черепно-мозговой травмы или на ранней стадии деменции — слабоумия, которое обычно развивается в старческом возрасте.

Массовое помешательство на смартфонах и прочих цифровых гаджетах — неизбежное следствие технологической революции, охватившей все страны. Смартфоны стремительно покоряют мир, точнее сказать, практически его завоевали. По прогнозам журнала «The Wall Street Journal», в 2017 году обладателями смартфонов станут уже 84,8% населения Южной Кореи (80% — Германии, Японии, США, 69% — России). Вместе со смартфонами и прочими гаджетами вирус цифрового слабоумия проникает во все страны и все слои общества. Он не знает географических и социальных границ.

Герои

По запросу «digital dementia» (цифровое слабоумие) Google выдаст около 10 миллионов ссылок на английском языке (на запрос «digital dementia research» — около 5 миллионов), на «цифровое слабоумие» — чуть больше 40 тысяч ссылок на русском. Эту проблему мы пока не осознали, поскольку позже присоединились к цифровому миру. Систематических и целенаправленных исследований в этой области в России тоже почти что нет. Однако на Западе количество научных публикаций, касающихся влияния цифровых технологий на развитие мозга и здоровье нового поколения, нарастает год от года. Нейробиологи, нейрофизиологи, физиологи мозга, педиатры, психологи и психиатры рассматривают проблему с разных сторон. Так постепенно накапливаются разрозненные результаты исследований, которые должны сложиться в цельную картинку.

Этот процесс требует времени и более обширной статистики, он только начался. Тем не менее общие контуры картины уже видны благодаря усилиям известных специалистов, которые обобщают научные данные и стараются донести их понятную интерпретацию до общества. Среди них — директор психиатрического госпиталя при университете в Ульме (Германия), основатель Центра нейронаук и обучения, психиатр и нейрофизиолог Манфред Шпитцер(«Digitale Demenz: wie wir uns und unsere Kinder um den Verstand bringen», München: Droemer, 2012; перевод «Антимозг. Цифровые технологии и мозг», Москва, Издательство АСТ, 2014), известный британский нейробиолог, профессор Оксфордского университета баронесса Сьюзен Гринфилд («Mind Change. How digital technologies are leaving their marks on our brains», Random House, 2014), молодой британский биолог, доктор Арик Сигман, подготовивший в 2011 году специальный доклад для Европарламента «The Impact Of Screen Media On Children: A Eurovision for parliament». А еще — специалист в области дошкольного образования Сью Палмер («Toxic Childhood», Orion, 2007), американский педиатр Крис Роун(«Virtual Child: The terrifying truth about what technology is doing to children», Sunshine Coast Occupational Therapy Inc., 2010) и другие.

Остановить технический прогресс нельзя, разве что случится глобальный коллапс. И никто не хочет прослыть ретроградом, консерватором, несовременным человеком, противником новых технологий. Тем не менее перечисленные выше герои-просветители не только написали книги, ставшие бестселлерами, но и не жалеют времени на выступления в Бундестаге, в Палате лордов и в прочих высоких собраниях, на радио и телевидении. Зачем? Чтобы рассказать обществу о рисках, которые несут новые цифровые технологии подрастающему поколению и которые должны учитывать политики, экономисты и родители, принимающие решения. В жестких публичных дискуссиях дело порой доходит до непарламентских выражений. Во всяком случае, ярлык «мракобес» уже прилепили к Манфреду Шпитцеру, и он регулярно получает угрозы по электронной почте. К счастью, ему на это наплевать. У него шестеро детей, ради которых он все это делает. Манфред Шпитцер признается, что не хочет спустя годы услышать от своих выросших детей упрек: «Папа, ты же все это знал! Почему же молчал?»

Давайте сразу примем к сведению, что никто из перечисленных авторов не имеет ничего против новых цифровых технологий как таковых: да, они обеспечивают удобство, ускоряют и облегчают многие виды деятельности. И все перечисленные эксперты, безусловно, пользуются Интернетом, мобильными телефонами и прочими устройствами, помогающими в работе. Речь лишь о том, что у новых технологий есть оборотная сторона: они опасны для детства и отрочества, и это необходимо учитывать. Паровоз, пароход, самолет, легковой автомобиль тоже были гениальными изобретениями человечества, изменившими его среду обитания, хотя и вызывали жаркие дискуссии в свое время. Но ведь мы не сажаем за руль младенца, не даем ему в руки штурвал, а ждем, пока он вырастет и сформируется во взрослого человека. Так почему же мы, не успев оторвать малыша от груди, суем ему в руки планшет? Ставим дисплеи в детских садах и на каждой школьной парте?

Производители цифровых устройств требуют однозначных доказательств возможной опасности гаджетов и сами заказывают исследования, чтобы показать, что от смартфонов, планшетов и Интернета одна лишь польза детям. Оставим в стороне рассуждения о заказных исследованиях. Настоящие ученые всегда осторожны в своих высказываниях и оценках, это неотъемлемая часть их менталитета. Манфред Шпитцер и Сьюзен Гринфилд тоже демонстрируют в своих книгах корректность в суждениях, дискуссионность того или иного аспекта проблемы. Да, мы многое знаем о том, как развивается и работает мозг, как функционирует наш организм. Но далеко не всё, и полное знание вряд ли достижимо.

Однако, на мой взгляд, судя по прочитанным книгам и статьям, свидетельств потенциальной опасности цифровых технологий для растущего мозга более чем достаточно. Но в данном случае это даже и не важно, потому что помимо исследований есть интуиция мастерства, интуиция профессионалов, посвятивших большую часть своей жизни той или иной области науки. Накопленного знания им достаточно, чтобы предвидеть развитие событий и возможные последствия. Так почему бы не прислушаться к мнению умных и опытных людей?

Время, мозг и пластичность

Главный фактор во всей этой истории — время. Страшно представить, что семилетний ребенок в Европе провел у экранов больше года (по 24 часа в сутки), а 18-летний европеец — больше четырех лет! С этих шокирующих цифр начинается доклад Арика Сигмана Европарламенту. Сегодня западный подросток в среднем тратит на «общение» с экранами около восьми часов в сутки. Это время — украденное у жизни, поскольку оно использовано впустую. Оно не потрачено на разговоры с родителями, на чтение книг и музыку, на спорт и «казаки-разбойники» — ни на что из того, чего требует формирующийся мозг ребенка.

Вы скажете, время теперь другое, поэтому дети другие и мозги у них иные. Да, время другое, а вот мозг тот же, что и тысячу лет назад, — 100 миллиардов нейронов, каждый из которых связан с десятью тысячами себе подобных. Эти 2% нашего тела (по массе) по-прежнему потребляют более 20% энергии. И пока нам в голову вместо мозга не вставили чипы, мы носим в себе 1,3—1,4 килограмма серого и белого вещества, по форме похожего на ядро грецкого ореха. Именно этот совершенный орган, в котором хранятся память о всех событиях нашей жизни, наши умения и наш талант, и определяет суть неповторимой личности.

Нейроны общаются между собой, обмениваясь электрическими сигналами, каждый из которых длится одну тысячную секунды. «Увидеть» динамическую картину мозга в то или иное мгновение пока невозможно, поскольку современные технологии сканирования мозга дают картинки с разрешением в секунды, самые новейшие приборы — десятые доли секунды. «Поэтому сканы мозга подобны викторианским фотографиям. Они показывают статичные дома, но исключают любые движущиеся объекты — людей, животных, которые двигались слишком быстро для выдержки фотоаппарата. Дома прекрасны, но они не дают исчерпывающую картину — картину в целом», — пишет Сьюзен Гринфилд. И тем не менее мы можем следить за изменениями, происходящими в мозгу со временем. Более того, сегодня появилась техника, позволяющая наблюдать активность единичного нейрона с помощью электродов, помещаемых в мозг.

Исследования дают нам понимание того, как развивается и работает наш главный орган. Этапы созревания и развития мозга оттачивались сотнями тысяч лет, эту устоявшуюся систему никто не отменял. Никакие цифровые и клеточные технологии не могут изменить срок вынашивания человеческого плода — девять месяцев в норме. Точно так же и с мозгом: он должен созреть, вырасти в четыре раза, построить нейронные связи, укрепить синапсы, обзавестись «оболочкой для проводов», чтобы сигнал в мозгу проходил быстро и без потерь. Вся эта гигантская работа происходит до двадцатилетнего возраста. Это не значит, что дальше мозг не развивается. Но после 20—25 лет он делает это медленнее, более прецизионно, достраивая деталями тот фундамент, который был заложен к 20 годам.

Одно из уникальных свойств мозга — пластичность, или способность к адаптации к той среде, в которой он находится, то есть к обучению. Впервые об этом удивительном свойстве мозга заговорил философ Александр Бэйн в 1872 году. А двадцать два года спустя великий испанский анатом Сантьяго Рамон-и-Кахаль, ставший основоположником современной нейробиологии, ввел термин «пластичность». Благодаря этому свойству мозг сам строит себя, отзываясь на сигналы из внешнего мира. Каждое событие, каждое действие человека, то есть любой его опыт, порождают в нашем главном органе процессы, которые должны запомнить этот опыт, оценить его, выдать верную с точки зрения эволюции реакцию человека. Так среда и наши действия формируют мозг.

В 2001 году британские газеты облетела история Люка Джонсона. Сразу после рождения Люка выяснилось, что его правая рука и нога не двигаются. Врачи установили, что это результат травмы левой стороны мозга во время беременности или в момент рождения. Однако буквально через несколько лет Люк смог в полной мере пользоваться правой и левой ногой, потому что их функции были восстановлены. Каким образом? В течение первых двух лет жизни с Люком делали специальные упражнения, благодаря которым мозг сам себя модернизировал — перестроил нервные пути так, чтобы сигнал шел в обход поврежденного участка мозговой ткани. Упорство родителей и пластичность мозга сделали свое дело.

Наука накопила много удивительных исследований, иллюстрирующих фантастическую пластичность мозга. В 1940-х годах физиолог Дональд Хэб (Donald Hebb) взял несколько лабораторных крыс к себе домой и выпустил «на волю». Через несколько недель крыс, побывавших на свободе, исследовали с помощью традиционных тестов — проверили умение решать задачи в лабиринте. Все они показали превосходные результаты, сильно отличающиеся в лучшую сторону от результатов их собратьев, не покидавших лабораторных боксов.

С тех пор выполнено огромное количество экспериментов. И все они доказывают, что богатая окружающая среда, приглашающая к исследованию, позволяющая открыть что-то новое, — мощнейший фактор развития мозга. Тогда, в 1964 году, и появился термин «средовое обогащение» (environmental enrichment). Богатая внешняя среда вызывает спектр изменений в мозгах животных, причем все изменения — со знаком «плюс»: увеличиваются размеры нейронов, сам мозг (вес) и его кора, у клеток появляется больше дендритных отростков, которые расширяют ее способности к взаимодействию с другими нейронами, утолщаются синапсы, укрепляются связи. Также возрастает производство новых нервных клеток, ответственных за обучение и память, в гиппокампе, зубчатой извилине и мозжечке, а количество спонтанных самоубийств нервных клеток (апоптоз) в гиппокампе крыс уменьшается на 45%! Все это более выражено у молодых животных, но и у взрослых имеет место.

Влияние окружающей среды может быть столь сильным, что дрогнут даже генетические предопределенности. В 2000 году в «Nature» была опубликована статья «Отсрочка проявления болезни Хантингтона у мышей» (Van Dellen et al., «Delaying the onset of Huntington’s in mice», 2000, 404, 721—722, doi:10.1038/35008142). Сегодня это исследование стало классическим. С помощью генной инженерии исследователи создали линию мышей, страдающих болезнью Хантингтона. У человека на ранних стадиях она проявляется в нарушении координации, беспорядочных движениях, когнитивных нарушениях, а затем приводит к распаду личности — атрофии коры головного мозга. Контрольная группа мышей, жившая в стандартных лабораторных боксах, постепенно угасала, демонстрируя от теста к тесту постоянное и быстрое ухудшение. Экспериментальную группу поместили в другие условия — большое пространство с множеством объектов для исследования (колеса, лестницы и многое другое). В такой стимулирующей среде болезнь начинала проявляться значительно позже, причем степень нарушения движений была меньше. Как видите, даже в случае генетического заболевания природа и воспитание могут успешно взаимодействовать.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки
Самые свежие новости медицины в нашей группе на Одноклассниках

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>